Русские братья, объеденяйтесь!!!!
Если бы только власти, любая паспортистка может приезжего русского пустить по адавому кругу, но за бабло пожалуйста и таких примеров полно; или русский мент придраться к приезжему русскому из ближнего зарубежья и содрать деньги. Желаю всем русским взаимопонимания и любви по отношению друг к другу, и только после этого начнут уважать русских другие. На этом я откланиваюсь.
ви в цій країні потрібні як кавалок гівна, що до чобота пристав. людина, яка зневажливо називає свою батьківщину не заслуговує на неї.Пеплофф писал(а):Не обижай нацию мистер СВА. Придумай нормальный ник, а не буквы имени-отчества-фамилии и давай дружить.
Проблемка не в русских, а во власти России, которой срать на всё кроме бабла, как в принципе и в хохляндии...
зі. взагалі дивуюся, скільки людей черствих, нелюдяних, невдячних від срср дісталося...виховали націю совків - батьківщину не люблять, себе не поважають на думці лише одне бабло...
Русский язык надо позволить употреблять тем, кто этого хочет, но ни в коем случае нельзя принуждать к этому тех, кто хотел бы использовать только украинский
а ви самі хто такі будете? і русскій народ - це занадто розпливчасто.sva писал(а):И не верьте провокаторам типа Жириновского и Белова- до добра русский народ они не доведут.
Русский язык надо позволить употреблять тем, кто этого хочет, но ни в коем случае нельзя принуждать к этому тех, кто хотел бы использовать только украинский
Любите вы себя называть государствообразующим народом, народом-богоносцем, народом с загадочной душой, а то, что при коммунистах превратили храмы в конюшни и свинарники, устроили страну воинствующего атеизма, потом в 1991 эту страну пропили, распродали, просрали и теперь во всё виновата только одна власть, но только не русский народ ???Пеплофф писал(а):Не обижай нацию мистер СВА. Придумай нормальный ник, а не буквы имени-отчества-фамилии и давай дружить.
Проблемка не в русских, а во власти России, которой срать на всё кроме бабла, как в принципе и в хохляндии...
В центре мифа о России — миф о русском народе.
Это стержневой миф, на который нанизываются все остальные в рамках мифа о стране. Есть две противоположные трактовки народа — как субъекта и как объекта истории. В первом случае народ рассматривается как деятельное начало, как творец истории. Во втором случае народ оказывается жертвой истории.
Пересекаясь с мифом о прошлом, эти два мифа рождают разные мифологии народа. Например, если мы согласны с тем, что 37-й год был чудовищным преступлением в истории, то в зависимости от того, является народ объектом или субъектом истории, мы получим две разные мифологии народа. Если народ субъект истории, то это значит, что он несет ответственность за 37-й год. Народ повинен в преступлении. Народ преступен и т.д. Если же мы исходим из того, что народ объект истории, то выходит, что он жертва 37-го года, что во всем виновата горстка палачей во главе со Сталиным, и т.д. То есть народ совершенно не несет ответственность за репрессии, а, наоборот, заслуживает сочувствия и сострадания.
Представление о характере народа является ключевым в мифе о нем. Русскому народу даются прямо противоположные характеристики за счет абсолютизации какой-либо черты национального характера. Русский народ в одних мифах сказочно терпелив, в других, наоборот, нетерпелив. В одних мифах это народ-государственник, в других — народ-анархист (русская вольница). Народ-богоносец соседствует на одной территории со славянами-язычниками и т.д.
Для политического мифа о народе важнейшим элементом является отношение народа и власти, восприятие народом феномена власти. И здесь мы сталкиваемся с самыми противоречивыми характеристиками: от утверждений о покорности и служении государству до мифа о постоянном сопротивлении народа государству.
Национальная идентичность также может иметь различные основания: от этнических (славянские народы) до религиозных (православный народ-богоносец). В Советском Союзе идентичность русских обеспечивалась идеологией. После распада СССР Россия оказалась единственной из бывших союзных республик, которая не выдвинула собственного национального мифа. Вместо коммунистической идеологии Ельцин попытался сформулировать новый демократический миф. Он же ввел в употребление политически корректный термин «россияне». Фактически «россияне» — это другое название «единой общности — советского народа». В принципе Ельцин поступил довольно разумно, поскольку ему нужно было как-то остановить «парад суверенитетов» внутри самой России и не допустить бунта национальных республик. Однако результатом такой политики стал кризис национального самосознания русских. Из-за отсутствия национального мифа Россия до сих пор воспринимается как усеченный вариант СССР. Отсюда и популярность идеи восстановления СССР.
Если бы демократический миф утвердился на российской почве, то вполне возможно, что кризиса самоидентификации удалось бы избежать. По крайней мере он был бы отложен по времени. Но дискредитация демократического мифа, его крах приблизили наступление этого кризиса. Путин пришел к власти на волне разочарования в демократии и ожидания какого-то нового мифа, который объединил бы нацию. Пока таким мифом является сам президент. Однако это не является решением проблемы. Нации нужен новый миф, в рамках которого она ощутила бы свою целостность, свое предназначение в истории. В России еще нет господствующей мифологии русского народа. Во многом выбор очередного официозного мифа о народе будет зависеть от того, куда качнется режим Путина. Пока сохраняется неопределенность политического габитуса режима, не будет и «главного» мифа о русском народе.
Россия оказалась у опасной черты. Воображение русского человека могут захватить мифы самого разного толка. А воспользоваться ситуацией могут силы далекие от того, что мы до сих пор называли «демократией». Рассмотрим наиболее распространенные мифы о русском народе, которые могут сыграть определенную роль в политической жизни страны.
Консерваторы придерживаются двух диаметрально противоположных концепций о русском народе. Например, А.Горянин «развенчивает» миф «о много-терпеливости» россиян, доказывая, что им, наоборот, свойственно нетерпение. «Россия — едва ли не мировой чемпион по части народных восстаний, крестьянских войн и городских бунтов»1. По мнению Горянина, русские — «народ, мало способный, сжав зубы, подолгу смиряться с чем-то постылым, если впереди не маячит, не манит какое-нибудь диво. Когда же наш предок видел, что плетью обуха не перешибешь, а впереди ничто не маячило и не манило, он уезжал, убегал искать счастья в другом месте. Именно эта черта русского характера сделала возможным заселение исполинских пространств Евразии»2.
Когда бежать стало некуда, русские стали искать другие формы сопротивления государству. Большевики пытались сломить это сопротивление: «С помощью самого чудовищного в истории «профилактического» террора коммунисты тайно ломали потенциал народного сопротивления. Сила карательного действия вполне адекватно отразила силу и потенциал противодействия»3.
Горянин невольно легитимизирует репрессии. Ведь либеральный миф гласит, что коммунисты губли людей зря, поскольку никакого сопротивления не было. Горянин же настаивает на обратном. Сопротивление было, причем очень мощное. Поэтому потребовалось много крови, чтобы его сломить. Но и большая кровь не помогла. «Загнанное внутрь, сопротивление вылилось в формы неосознанного саботажа, превратив все затеи большевистских вождей в пародию и карикатуру на первоначальный замысел. Оно отразило процесс постепенного тканевого отторжения Россией большевизма из-за их биологической несоместимости»4.
Кстати, «генетический» мотив в мифах о русском народе встречается довольно часто. На «генетику» русского народа любят ссылаться все: либералы, коммунисты, националисты, консерваторы и др. Естественно, у каждого свои данные о «генетическом коде» русского народа. По Горянину, родина большевизма является едва ли не самой антикоммунистической страной в мире. А 70 лет советской истории предлагается выбросить на помойку.
Режиссер Андрей Кончаловский, причисляющий себя к консерваторам, придерживается противоположной точки зрения. «В России по любому поводу апеллируют к президенту, он единственный отец-спаситель и защитник. Опять-таки корни надо искать в культуре народа. У русских людей абсолютистское сознание... Жаль, политкорректность мешает Путину открыто сказать, что в России не может быть демократии, как и еще в 90 процентах стран»5.
Кстати, сам президент придерживается схожих взглядов: «Вообще Россия с самого начала создавалась как суперцентрализованное государство. Это заложено в ее генетическом коде, в традициях, в менталитете людей»6. Правда, непонятно, что считать «самым началом». Явно не раздробленную Киевскую Русь. Видимо, началом «суперцентрализованного государства» следует признать правление Ивана Грозного.
По мнению Кончаловского, природа русского народа неизменна: «Полагаете, если в каждом городе посадить по Лужкову, который сутками станет класть асфальт на улицах, ситуация изменится? Или, к примеру, сетования на грязь в общественных туалетах. Дескать, как было триста лет назад на Руси, так и осталось. И, уверяю вас, останется, поскольку грязь в туалетах — не отсутствие культуры, а часть ее... Да, можно попытаться при помощи брутальной силы изменить культуру. Но это удавалось немногим. Оттого мне интересны Андропов, Ярузельский, Пиночет, понимавшие, что именно культура определяет политику, а не наоборот»7.
Итак, если исходить из того, что у русских «абсолютистское сознание» и поделать с этим ничего нельзя, то какой напрашивается политический вывод? Режиссер отвечает: «Для меня совершенно ясно, что рынок у нас должен быть контролируемым. Вспомните слова Столыпина, что либеральные реформы в России можно проводить только при ужесточении режима. Нельзя иначе с людьми, считающими воровство нормой, а любую поблажку — слабостью. Нужна дубина. Кто-то должен управлять процессом, говорить, когда бежать, а когда — стоять. Людям нужно, чтобы они могли спокойно ходить вечерами по улицам, чтобы в подъездах мочой не воняло, чтобы было безопасно. Но безопасность невозможна без органов... Органы принуждения — тормоза, без которых быстро не поедет даже самый совершенный автомобиль. Скорость нуждается в контроле. А кому сегодня этим заниматься, если все чекисты разбежались по коммерческим структурам?.. Положение нужно менять, если хотим спасти государство.
Необходимо реанимировать налоговую инспекцию, милицию, ФСБ, то есть службы надзора»8. Кончаловский призывает «к дубине». И это не просто досужие размышления отдельно взятого человека, пусть и выдающегося. Это политическое требование определенной части российской элиты. Тех, кто сумел заработать не на «фабрики и пароходы», а на обеспеченную жизнь. Тех, кто имеет довольно высокий статус в обществе, но не чувствует себя защищенным от народной стихии. У этих людей угоняют дорогие машины, грабят их шикарные особняки. Их убивают в своей постели, убивают их родственников и близких. Эти люди требуют от государства гарантий личной безопасности. Это требование политическое, поскольку выдвигает его довольно авторитетная и многочисленная (в отличие от олигархов) часть элиты. Идейными союзниками зовущих «к дубине» классов являются те властные группировки, которые проводят курс на усиление полицейских функций государства.
Либералы также придерживаются полярных точек зрения на русский народ. Среди «реформаторов» до сих пор продолжает бытовать точка зрения, что «народ не тот», не подходящий для реформ. Поэтому, чтобы проводить «настоящие реформы», нужно обманывать народ. Иначе он будет «против». Такого рода философия в конечном итоге привела к краху либералов ельцинского призыва.
Есть и другой подход, который сегодня популярен среди тех, кто считает себя правыми (и либералов, и консерваторов). Суть подхода заключена в том, что народ очень даже прогрессивный, а вот элита никуда не годится. Например, И.Клямкин и Т.Кутковец в статье «Нормальные люди в ненормальной стране»9 для доказательства этого тезиса «развенчивают» мифы о русском народе. Поскольку миф взламывается только мифом, авторы в качестве объекта критики избрали т.н. «русскую систему»: «Ее основные характеристики — самодержавная власть, патернализм, закрытость страны от внешнего мира, доминирование интересов государства над интересами личности, великодержавные внешнеполитические амбиции. Предполагается, что именно такая государственность соответствует особенностям россиян как народа (их врожденной приверженности коллективизму и православным ценностям, предрасположенности к патерналистской опеке и т.д.)»10.
Мифическая «русская система» — пропагандистский термин, изобретенный на Западе. Он бессодержателен, и в этом его привлекательность. Под «русскую систему» можно подверстать любой политический режим. Важно другое. «Русская система» — это плохая система. Нечто вроде «империи зла». Поэтому режим, который получит этот ярлык, — плохой режим.
Авторы статьи приводят данные социологического исследования «Самоидентификация россиян в начале XXI века», согласно которым убежденных сторонников «русской системы» в стране насчитывается всего 7%, а сочувствующих 22%. Между тем сторонники модернистской альтернативы составляют 33% при 37% сочувствующих. Из этого следует вывод: «Вектор развития российского общества вопреки распространенному мнению явно направлен в сторону, противоположную традиционализму. Общество это в большинстве своем отторгает отношение к себе, как к пассивному объекту государственного управления и государственной опеки. «Русскую систему» оно переросло еще при коммунистическом режиме, что и стало главной причиной падения последнего. Дальнейшая модернизация блокируется не менталитетом населения, а российской элитой, неготовой и неспособной управлять свободными людьми. Стремясь компенсировать эту свою неспособность, она реанимирует два старых мифа о русском народе»11.
«Разоблачители» создали мифологическую пару «недееспособная элита — прогрессивный народ». Понятно, что эти два субъекта обречены на борьбу, которая является главным нервом мифа: модернистски настроенный народ борется с элитой, которая навязывает ему ужасную «русскую систему».
Что же это за мифы, которые элита использует против своего народа? «Миф первый — о православном народе-богоносце, обладающем уникальными духовными качествами, которые позволяют ему претендовать на мессианскую роль в мировой истории. Но эту роль, согласно данному мифу, он может исполнить только благодаря безоговорочной преданности и беспрекословному подчинению православному самодержавному государству, в пользу которого готов добровольно отказаться от своих политических и других прав»12. Вообще этот миф культивирует Геннадий Зюганов, поскольку он составляет стержень его идеологии. Но в официальной пропаганде православие не играет существенной роли. В Кремле предпочитают обходить религиозные и национальные темы, а не педалировать их. Однако среди определенных кругов элиты такие воззрения действительно имеют место.
«Миф второй — о народе-«овоще», состоящем из инертных, пассивных и ленивых людей, неспособных на самостоятельную и ответственную инициативу, и нуждающемся в поливке и окучивании посредством технологий пропагандистского обмана и политических механизмов «управляемой демократии». Предполагается, что только при такой опеке со стороны власти можно ввести его в рыночную экономику, к которой он исторически не готов и которую отторгает»13. Это вариация либерального мифа о «неправильном народе», о котором говорилось выше. Исповедовавшая этот миф команда Гайдара рассматривала народ не как субъект реформ, а как объект. Результаты не замедлили себя ждать. Миф о народе-«овоще» или «ботве» широко распространен среди т. н. политтехнологов. Собственно, без этого мифа невозможен был бы расцвет ПР-технологий в России, который поражает даже видавших виды западных специалистов.
Оба мифа авторы статьи опровергают данными социологического исследования. Так, с православными установками себя идентифицируют всего 4,5% опрошенных, с атеистическими — 15%, а с протестантскими — 66%! Настоящая сенсация для страны, в которой мало кто знает, что такое протестантизм. «В стихийном массовом «протестантизме» россиян проявляются их самоидентификация с ценностями земного существования, причем здесь и теперь, а не в «светлом будущем», их потребность в индивидуальной свободе при готовности считаться с ее моральными и юридическими ограничениями, необходимыми для поддержания общественного порядка»14.
Авторы статьи заключают, что «на протяжении XX столетия в России формировался и сформировался качественно иной, чем прежде, народ. Это — не результат воспитания и пропаганды. Это — результат смены ценностей. Но в России нет соответствующей новому качеству народа элиты»15.
Итак, в отличие от консерваторов типа Кончаловского, считающих, что народ не меняется, либералы выдвигают тезис о том, что народ стал другим за годы реформ. Этот «качественно иной» народ уже не несет на себе груз прошлого и, стало быть, не отвечает за него. Это новая общность, возникшая в результате революционной смены ценностей. Если верить данным социологического исследования, на которые ссылаются авторы статьи, то русские в большинстве своем стали «стихийными протестантами», индивидуалистами и модернистами.
Таким образом, новый либеральный миф о народе строится на полном отрицании всего предшествующего социального опыта. Прошлого как бы и нет, поскольку народ только что возник. Прошлое и настоящее слиты. Идет поиск путей прорыва к будущему. Главное препятствие — правящая элита. От этого утверждения один шаг до призыва к бунту. Если консерваторы призывают «к дубине», т.е. созданию полицейского государства, то либералы подталкивают общество «к топору», т.е. бунту против государства, неповиновению государству. Революционный (т.е. антигосударственный) характер либеральной мифологии в полной мере проявился в период конфликта вокруг НТВ. Ведь «Медиа-мост» боролся за независимость от государства, за свою автономность и открыто это декларировал. Но реализовать свою программу холдинг мог, только воюя с государством. Результат известен.
Московский мэр Юрий Лужков, которого нельзя причислить ни к либералам, ни к консерваторам, попытался примирить эти два похода. В своей брошюре «Российские законы Паркинсона» он пишет: «Проблема заключается не в том, что Россия страна плохого народа, а в том, что она сегодня страна плохого управления. Вот в чем загвоздка»16. Загвоздка действительно серьезная. Страна, правда, сумела приспособиться к плохому управлению — строгость российских законов компенсируется необязательностью их выполнения. Другая вариация этого «закона»: «Вы делаете вид, что платите, мы делаем вид, что работаем».
Лужков так описывает суть взаимоотношений власти и народа: «Мы наблюдаем две взаимосвязанные тенденции, две склонности российского человека: потребность в вожде, царе, сильной верховной власти и потребность обязательно эту власть обмануть. Это вещи взаимодополняющие.
Идеальное состояние подобной системы — чтобы был царь, который плохо соображает, которого надо хвалить, опутывать, подсовывать разные кризисы и вообще всеми способами выводить из строя. Чтобы он за все отвечал и не мог сообразить, что делает. А под крышей у этого царя-вождя-кумира заниматься своими делами, не по закону, а по понятиям, то есть законам неписаным, которые воплощают единый принцип российского общежития: «Живи и жить давай другим»17.
Другими словами, московский мэр разделяет мнение, что у русских «абсолютистское сознание», но при этом поправляется, что народ всегда сопротивлялся власти, саботируя ее решения. Источник всех бед России, по Лужкову, — плохое управление, т.е. неэффективная элита. Возможно, как практик мэр Москвы и близок к истине. Но как мифотворец он явно не состоятелен. Его склонность к эклектике очень ярко проявилась в лозунге, который он выдвинул во время думской кампании 1999 года: «Работать по-капиталистически, распределять по-социалистически». Попытки совместить несовместимое, смешать разные символы заведомо обречены на провал.
Российские левые культивируют консервативные мифы о русском народе. В этом смысле они правые (по западной классификации). Коммунизм является лишь упаковкой традиционализма, устоявшимся брэндом, который умело использовал Геннадий Зюганов. По Зюганову: «Россия — выразитель культурно-исторической и нравственной традиции, фундаментальными ценностями которой являются соборность, коллективизм, державность (государственная самодостаточность) и стремление к воплощению высших идеалов добра и справедливости»18. Эти «генетически» заданные качества русского народа служат оправданием советскому периоду истории, который предстает в розовом свете как строй, «органически» присущий русской нации. Эти же качества создают базу для критики «антинародного режима», Т.е. нетерпимого настоящего. Соответственно, будущее рисуется как возвращение в «светлое прошлое».
Надо отдать должное Зюганову — он создал классическую мифологическую схему, которая позволяет ему удерживать значительный электорат, ничего не меняя в реальности. Зюганов использовал конструкцию мифа о «золотом веке», но с некоторыми поправками на политическую ситуацию после октября 1993 года. Он исключил из него революционный компонент. «Поскольку миф о «золотом веке» лишен палингенетического (революционного) аспекта, то, стихийно тяготея к циклическому восприятию времени, «традиционалисты» оказываются в ситуации постоянного воспроизведения неприемлемого настоящего. Неизбежность невозможного в какой-то степени компенсируется для них более высокой, чем в других мировоззренческих группах, приверженностью мифу о Правде. Но фактически они оказались в онтологической ловушке: хотя настоящее невыносимо, нет сил прорваться к «золотому веку»... В этом смысле излюбленный тезис лидера КПРФ Г.Зюганова об «исчерпанности лимита на революции в России» блестяще иллюстрирует свойственные нынешним коммунистам онтологическое смирение и покорность перед историей»19.
Пресловутая «расколотость» сознания россиян рождает два противоположных мифа об их религиозном облике. Один миф утверждает, что русские — народ православный, народ-богоносец, Москва — это Третий Рим, т. е, преемница Византии, и т.д. Главная угроза исходит с Запада, а не с Востока. Так, идеолог евразийства Л.Гумилев превозносит выбор, сделанный Александром Невским: «Александру предстоял тяжелый выбор союзника. Ведь выбирать приходилось между Ордой, в которой погиб его отец, и Западом, с представителями которого новгородский князь был хорошо знаком еще со времен Ледового побоища. Нужно отдать должное Александру Ярославичу: он великолепно разобрался в этнополитической обстановке и сумел встать выше своих личных эмоций ради спасения Родины». Иными словами, сделал выбор в пользу союза с Ордой.
Согласно концепции евразийства, Запад представляет для России не только военную угрозу. С Запада идет все самое худшее — разврат, нигилизм, революции и т.д. Тезис о «загнивании Запада» выдвинут еще в XIX веке. Другими словами, Запад угрожает нравственной, духовной жизни русских. Православие выступает в роли щита, который должен оградить Россию от дурного, разлагающего влияния Запада. Россия сильна своей православной верой, своими традициями. Ее спасут «Вера, Надежда, Любовь», т.е. традиционные ценности. Прошлое идеализируется, служит источником положительных, святых образов. Беда пришла на русскую землю в 1917 году. Но ошибку истории можно исправить, вернуть Россию на ее истинный путь.
Этот миф используется в различных вариантах коммунистами, многое заимствуют из него и те, кто относит себя к «партии власти». Но сам по себе миф о народе-богоносце не обладает достаточным энергетическим потенциалом, чтобы «жечь сердца» миллионов.
Есть и противоположная точка зрения. Русские — народ языческий. Православие — рабская идеология, навязанная славянам византийцами. Славяне были здоровой, свободной, сильной нацией до принятия христианства. Они жили в гармонии с природой и самими собой. Вернуться в это первородное состояние — вот путь к возрождению нации. Нужно преодолеть как оковы коммунизма, так и оковы православия. Политически такого рода идеология может использоваться праворадикальными организациями. Эта мифология близка расистскому мифу об «арийской расе». Их объединяет культ животной, природной силы и отрицание христианской морали.
Мифы о народе являются важнейшим элементом мифологии той или иной политической партии или группировки. Мифология позволяет легитимизировать цели и методы политической силы, которой она используется. За политическими мифами, в особенности за мифами о народе, нужно всегда искать реальные интересы того политического класса, который их выдвигает. Важно понять, почему ему выгодна та или иная версия мифа о русском народе и в каких целях он собирается этот миф использовать. В цитируемой выше статье Клямкина и Кутковец связь между целями элиты и мифами показана достаточно хорошо, хотя и с элементами «теории заговора».
Политическая мифология http://media.utmn.ru/
Это стержневой миф, на который нанизываются все остальные в рамках мифа о стране. Есть две противоположные трактовки народа — как субъекта и как объекта истории. В первом случае народ рассматривается как деятельное начало, как творец истории. Во втором случае народ оказывается жертвой истории.
Пересекаясь с мифом о прошлом, эти два мифа рождают разные мифологии народа. Например, если мы согласны с тем, что 37-й год был чудовищным преступлением в истории, то в зависимости от того, является народ объектом или субъектом истории, мы получим две разные мифологии народа. Если народ субъект истории, то это значит, что он несет ответственность за 37-й год. Народ повинен в преступлении. Народ преступен и т.д. Если же мы исходим из того, что народ объект истории, то выходит, что он жертва 37-го года, что во всем виновата горстка палачей во главе со Сталиным, и т.д. То есть народ совершенно не несет ответственность за репрессии, а, наоборот, заслуживает сочувствия и сострадания.
Представление о характере народа является ключевым в мифе о нем. Русскому народу даются прямо противоположные характеристики за счет абсолютизации какой-либо черты национального характера. Русский народ в одних мифах сказочно терпелив, в других, наоборот, нетерпелив. В одних мифах это народ-государственник, в других — народ-анархист (русская вольница). Народ-богоносец соседствует на одной территории со славянами-язычниками и т.д.
Для политического мифа о народе важнейшим элементом является отношение народа и власти, восприятие народом феномена власти. И здесь мы сталкиваемся с самыми противоречивыми характеристиками: от утверждений о покорности и служении государству до мифа о постоянном сопротивлении народа государству.
Национальная идентичность также может иметь различные основания: от этнических (славянские народы) до религиозных (православный народ-богоносец). В Советском Союзе идентичность русских обеспечивалась идеологией. После распада СССР Россия оказалась единственной из бывших союзных республик, которая не выдвинула собственного национального мифа. Вместо коммунистической идеологии Ельцин попытался сформулировать новый демократический миф. Он же ввел в употребление политически корректный термин «россияне». Фактически «россияне» — это другое название «единой общности — советского народа». В принципе Ельцин поступил довольно разумно, поскольку ему нужно было как-то остановить «парад суверенитетов» внутри самой России и не допустить бунта национальных республик. Однако результатом такой политики стал кризис национального самосознания русских. Из-за отсутствия национального мифа Россия до сих пор воспринимается как усеченный вариант СССР. Отсюда и популярность идеи восстановления СССР.
Если бы демократический миф утвердился на российской почве, то вполне возможно, что кризиса самоидентификации удалось бы избежать. По крайней мере он был бы отложен по времени. Но дискредитация демократического мифа, его крах приблизили наступление этого кризиса. Путин пришел к власти на волне разочарования в демократии и ожидания какого-то нового мифа, который объединил бы нацию. Пока таким мифом является сам президент. Однако это не является решением проблемы. Нации нужен новый миф, в рамках которого она ощутила бы свою целостность, свое предназначение в истории. В России еще нет господствующей мифологии русского народа. Во многом выбор очередного официозного мифа о народе будет зависеть от того, куда качнется режим Путина. Пока сохраняется неопределенность политического габитуса режима, не будет и «главного» мифа о русском народе.
Россия оказалась у опасной черты. Воображение русского человека могут захватить мифы самого разного толка. А воспользоваться ситуацией могут силы далекие от того, что мы до сих пор называли «демократией». Рассмотрим наиболее распространенные мифы о русском народе, которые могут сыграть определенную роль в политической жизни страны.
Консерваторы придерживаются двух диаметрально противоположных концепций о русском народе. Например, А.Горянин «развенчивает» миф «о много-терпеливости» россиян, доказывая, что им, наоборот, свойственно нетерпение. «Россия — едва ли не мировой чемпион по части народных восстаний, крестьянских войн и городских бунтов»1. По мнению Горянина, русские — «народ, мало способный, сжав зубы, подолгу смиряться с чем-то постылым, если впереди не маячит, не манит какое-нибудь диво. Когда же наш предок видел, что плетью обуха не перешибешь, а впереди ничто не маячило и не манило, он уезжал, убегал искать счастья в другом месте. Именно эта черта русского характера сделала возможным заселение исполинских пространств Евразии»2.
Когда бежать стало некуда, русские стали искать другие формы сопротивления государству. Большевики пытались сломить это сопротивление: «С помощью самого чудовищного в истории «профилактического» террора коммунисты тайно ломали потенциал народного сопротивления. Сила карательного действия вполне адекватно отразила силу и потенциал противодействия»3.
Горянин невольно легитимизирует репрессии. Ведь либеральный миф гласит, что коммунисты губли людей зря, поскольку никакого сопротивления не было. Горянин же настаивает на обратном. Сопротивление было, причем очень мощное. Поэтому потребовалось много крови, чтобы его сломить. Но и большая кровь не помогла. «Загнанное внутрь, сопротивление вылилось в формы неосознанного саботажа, превратив все затеи большевистских вождей в пародию и карикатуру на первоначальный замысел. Оно отразило процесс постепенного тканевого отторжения Россией большевизма из-за их биологической несоместимости»4.
Кстати, «генетический» мотив в мифах о русском народе встречается довольно часто. На «генетику» русского народа любят ссылаться все: либералы, коммунисты, националисты, консерваторы и др. Естественно, у каждого свои данные о «генетическом коде» русского народа. По Горянину, родина большевизма является едва ли не самой антикоммунистической страной в мире. А 70 лет советской истории предлагается выбросить на помойку.
Режиссер Андрей Кончаловский, причисляющий себя к консерваторам, придерживается противоположной точки зрения. «В России по любому поводу апеллируют к президенту, он единственный отец-спаситель и защитник. Опять-таки корни надо искать в культуре народа. У русских людей абсолютистское сознание... Жаль, политкорректность мешает Путину открыто сказать, что в России не может быть демократии, как и еще в 90 процентах стран»5.
Кстати, сам президент придерживается схожих взглядов: «Вообще Россия с самого начала создавалась как суперцентрализованное государство. Это заложено в ее генетическом коде, в традициях, в менталитете людей»6. Правда, непонятно, что считать «самым началом». Явно не раздробленную Киевскую Русь. Видимо, началом «суперцентрализованного государства» следует признать правление Ивана Грозного.
По мнению Кончаловского, природа русского народа неизменна: «Полагаете, если в каждом городе посадить по Лужкову, который сутками станет класть асфальт на улицах, ситуация изменится? Или, к примеру, сетования на грязь в общественных туалетах. Дескать, как было триста лет назад на Руси, так и осталось. И, уверяю вас, останется, поскольку грязь в туалетах — не отсутствие культуры, а часть ее... Да, можно попытаться при помощи брутальной силы изменить культуру. Но это удавалось немногим. Оттого мне интересны Андропов, Ярузельский, Пиночет, понимавшие, что именно культура определяет политику, а не наоборот»7.
Итак, если исходить из того, что у русских «абсолютистское сознание» и поделать с этим ничего нельзя, то какой напрашивается политический вывод? Режиссер отвечает: «Для меня совершенно ясно, что рынок у нас должен быть контролируемым. Вспомните слова Столыпина, что либеральные реформы в России можно проводить только при ужесточении режима. Нельзя иначе с людьми, считающими воровство нормой, а любую поблажку — слабостью. Нужна дубина. Кто-то должен управлять процессом, говорить, когда бежать, а когда — стоять. Людям нужно, чтобы они могли спокойно ходить вечерами по улицам, чтобы в подъездах мочой не воняло, чтобы было безопасно. Но безопасность невозможна без органов... Органы принуждения — тормоза, без которых быстро не поедет даже самый совершенный автомобиль. Скорость нуждается в контроле. А кому сегодня этим заниматься, если все чекисты разбежались по коммерческим структурам?.. Положение нужно менять, если хотим спасти государство.
Необходимо реанимировать налоговую инспекцию, милицию, ФСБ, то есть службы надзора»8. Кончаловский призывает «к дубине». И это не просто досужие размышления отдельно взятого человека, пусть и выдающегося. Это политическое требование определенной части российской элиты. Тех, кто сумел заработать не на «фабрики и пароходы», а на обеспеченную жизнь. Тех, кто имеет довольно высокий статус в обществе, но не чувствует себя защищенным от народной стихии. У этих людей угоняют дорогие машины, грабят их шикарные особняки. Их убивают в своей постели, убивают их родственников и близких. Эти люди требуют от государства гарантий личной безопасности. Это требование политическое, поскольку выдвигает его довольно авторитетная и многочисленная (в отличие от олигархов) часть элиты. Идейными союзниками зовущих «к дубине» классов являются те властные группировки, которые проводят курс на усиление полицейских функций государства.
Либералы также придерживаются полярных точек зрения на русский народ. Среди «реформаторов» до сих пор продолжает бытовать точка зрения, что «народ не тот», не подходящий для реформ. Поэтому, чтобы проводить «настоящие реформы», нужно обманывать народ. Иначе он будет «против». Такого рода философия в конечном итоге привела к краху либералов ельцинского призыва.
Есть и другой подход, который сегодня популярен среди тех, кто считает себя правыми (и либералов, и консерваторов). Суть подхода заключена в том, что народ очень даже прогрессивный, а вот элита никуда не годится. Например, И.Клямкин и Т.Кутковец в статье «Нормальные люди в ненормальной стране»9 для доказательства этого тезиса «развенчивают» мифы о русском народе. Поскольку миф взламывается только мифом, авторы в качестве объекта критики избрали т.н. «русскую систему»: «Ее основные характеристики — самодержавная власть, патернализм, закрытость страны от внешнего мира, доминирование интересов государства над интересами личности, великодержавные внешнеполитические амбиции. Предполагается, что именно такая государственность соответствует особенностям россиян как народа (их врожденной приверженности коллективизму и православным ценностям, предрасположенности к патерналистской опеке и т.д.)»10.
Мифическая «русская система» — пропагандистский термин, изобретенный на Западе. Он бессодержателен, и в этом его привлекательность. Под «русскую систему» можно подверстать любой политический режим. Важно другое. «Русская система» — это плохая система. Нечто вроде «империи зла». Поэтому режим, который получит этот ярлык, — плохой режим.
Авторы статьи приводят данные социологического исследования «Самоидентификация россиян в начале XXI века», согласно которым убежденных сторонников «русской системы» в стране насчитывается всего 7%, а сочувствующих 22%. Между тем сторонники модернистской альтернативы составляют 33% при 37% сочувствующих. Из этого следует вывод: «Вектор развития российского общества вопреки распространенному мнению явно направлен в сторону, противоположную традиционализму. Общество это в большинстве своем отторгает отношение к себе, как к пассивному объекту государственного управления и государственной опеки. «Русскую систему» оно переросло еще при коммунистическом режиме, что и стало главной причиной падения последнего. Дальнейшая модернизация блокируется не менталитетом населения, а российской элитой, неготовой и неспособной управлять свободными людьми. Стремясь компенсировать эту свою неспособность, она реанимирует два старых мифа о русском народе»11.
«Разоблачители» создали мифологическую пару «недееспособная элита — прогрессивный народ». Понятно, что эти два субъекта обречены на борьбу, которая является главным нервом мифа: модернистски настроенный народ борется с элитой, которая навязывает ему ужасную «русскую систему».
Что же это за мифы, которые элита использует против своего народа? «Миф первый — о православном народе-богоносце, обладающем уникальными духовными качествами, которые позволяют ему претендовать на мессианскую роль в мировой истории. Но эту роль, согласно данному мифу, он может исполнить только благодаря безоговорочной преданности и беспрекословному подчинению православному самодержавному государству, в пользу которого готов добровольно отказаться от своих политических и других прав»12. Вообще этот миф культивирует Геннадий Зюганов, поскольку он составляет стержень его идеологии. Но в официальной пропаганде православие не играет существенной роли. В Кремле предпочитают обходить религиозные и национальные темы, а не педалировать их. Однако среди определенных кругов элиты такие воззрения действительно имеют место.
«Миф второй — о народе-«овоще», состоящем из инертных, пассивных и ленивых людей, неспособных на самостоятельную и ответственную инициативу, и нуждающемся в поливке и окучивании посредством технологий пропагандистского обмана и политических механизмов «управляемой демократии». Предполагается, что только при такой опеке со стороны власти можно ввести его в рыночную экономику, к которой он исторически не готов и которую отторгает»13. Это вариация либерального мифа о «неправильном народе», о котором говорилось выше. Исповедовавшая этот миф команда Гайдара рассматривала народ не как субъект реформ, а как объект. Результаты не замедлили себя ждать. Миф о народе-«овоще» или «ботве» широко распространен среди т. н. политтехнологов. Собственно, без этого мифа невозможен был бы расцвет ПР-технологий в России, который поражает даже видавших виды западных специалистов.
Оба мифа авторы статьи опровергают данными социологического исследования. Так, с православными установками себя идентифицируют всего 4,5% опрошенных, с атеистическими — 15%, а с протестантскими — 66%! Настоящая сенсация для страны, в которой мало кто знает, что такое протестантизм. «В стихийном массовом «протестантизме» россиян проявляются их самоидентификация с ценностями земного существования, причем здесь и теперь, а не в «светлом будущем», их потребность в индивидуальной свободе при готовности считаться с ее моральными и юридическими ограничениями, необходимыми для поддержания общественного порядка»14.
Авторы статьи заключают, что «на протяжении XX столетия в России формировался и сформировался качественно иной, чем прежде, народ. Это — не результат воспитания и пропаганды. Это — результат смены ценностей. Но в России нет соответствующей новому качеству народа элиты»15.
Итак, в отличие от консерваторов типа Кончаловского, считающих, что народ не меняется, либералы выдвигают тезис о том, что народ стал другим за годы реформ. Этот «качественно иной» народ уже не несет на себе груз прошлого и, стало быть, не отвечает за него. Это новая общность, возникшая в результате революционной смены ценностей. Если верить данным социологического исследования, на которые ссылаются авторы статьи, то русские в большинстве своем стали «стихийными протестантами», индивидуалистами и модернистами.
Таким образом, новый либеральный миф о народе строится на полном отрицании всего предшествующего социального опыта. Прошлого как бы и нет, поскольку народ только что возник. Прошлое и настоящее слиты. Идет поиск путей прорыва к будущему. Главное препятствие — правящая элита. От этого утверждения один шаг до призыва к бунту. Если консерваторы призывают «к дубине», т.е. созданию полицейского государства, то либералы подталкивают общество «к топору», т.е. бунту против государства, неповиновению государству. Революционный (т.е. антигосударственный) характер либеральной мифологии в полной мере проявился в период конфликта вокруг НТВ. Ведь «Медиа-мост» боролся за независимость от государства, за свою автономность и открыто это декларировал. Но реализовать свою программу холдинг мог, только воюя с государством. Результат известен.
Московский мэр Юрий Лужков, которого нельзя причислить ни к либералам, ни к консерваторам, попытался примирить эти два похода. В своей брошюре «Российские законы Паркинсона» он пишет: «Проблема заключается не в том, что Россия страна плохого народа, а в том, что она сегодня страна плохого управления. Вот в чем загвоздка»16. Загвоздка действительно серьезная. Страна, правда, сумела приспособиться к плохому управлению — строгость российских законов компенсируется необязательностью их выполнения. Другая вариация этого «закона»: «Вы делаете вид, что платите, мы делаем вид, что работаем».
Лужков так описывает суть взаимоотношений власти и народа: «Мы наблюдаем две взаимосвязанные тенденции, две склонности российского человека: потребность в вожде, царе, сильной верховной власти и потребность обязательно эту власть обмануть. Это вещи взаимодополняющие.
Идеальное состояние подобной системы — чтобы был царь, который плохо соображает, которого надо хвалить, опутывать, подсовывать разные кризисы и вообще всеми способами выводить из строя. Чтобы он за все отвечал и не мог сообразить, что делает. А под крышей у этого царя-вождя-кумира заниматься своими делами, не по закону, а по понятиям, то есть законам неписаным, которые воплощают единый принцип российского общежития: «Живи и жить давай другим»17.
Другими словами, московский мэр разделяет мнение, что у русских «абсолютистское сознание», но при этом поправляется, что народ всегда сопротивлялся власти, саботируя ее решения. Источник всех бед России, по Лужкову, — плохое управление, т.е. неэффективная элита. Возможно, как практик мэр Москвы и близок к истине. Но как мифотворец он явно не состоятелен. Его склонность к эклектике очень ярко проявилась в лозунге, который он выдвинул во время думской кампании 1999 года: «Работать по-капиталистически, распределять по-социалистически». Попытки совместить несовместимое, смешать разные символы заведомо обречены на провал.
Российские левые культивируют консервативные мифы о русском народе. В этом смысле они правые (по западной классификации). Коммунизм является лишь упаковкой традиционализма, устоявшимся брэндом, который умело использовал Геннадий Зюганов. По Зюганову: «Россия — выразитель культурно-исторической и нравственной традиции, фундаментальными ценностями которой являются соборность, коллективизм, державность (государственная самодостаточность) и стремление к воплощению высших идеалов добра и справедливости»18. Эти «генетически» заданные качества русского народа служат оправданием советскому периоду истории, который предстает в розовом свете как строй, «органически» присущий русской нации. Эти же качества создают базу для критики «антинародного режима», Т.е. нетерпимого настоящего. Соответственно, будущее рисуется как возвращение в «светлое прошлое».
Надо отдать должное Зюганову — он создал классическую мифологическую схему, которая позволяет ему удерживать значительный электорат, ничего не меняя в реальности. Зюганов использовал конструкцию мифа о «золотом веке», но с некоторыми поправками на политическую ситуацию после октября 1993 года. Он исключил из него революционный компонент. «Поскольку миф о «золотом веке» лишен палингенетического (революционного) аспекта, то, стихийно тяготея к циклическому восприятию времени, «традиционалисты» оказываются в ситуации постоянного воспроизведения неприемлемого настоящего. Неизбежность невозможного в какой-то степени компенсируется для них более высокой, чем в других мировоззренческих группах, приверженностью мифу о Правде. Но фактически они оказались в онтологической ловушке: хотя настоящее невыносимо, нет сил прорваться к «золотому веку»... В этом смысле излюбленный тезис лидера КПРФ Г.Зюганова об «исчерпанности лимита на революции в России» блестяще иллюстрирует свойственные нынешним коммунистам онтологическое смирение и покорность перед историей»19.
Пресловутая «расколотость» сознания россиян рождает два противоположных мифа об их религиозном облике. Один миф утверждает, что русские — народ православный, народ-богоносец, Москва — это Третий Рим, т. е, преемница Византии, и т.д. Главная угроза исходит с Запада, а не с Востока. Так, идеолог евразийства Л.Гумилев превозносит выбор, сделанный Александром Невским: «Александру предстоял тяжелый выбор союзника. Ведь выбирать приходилось между Ордой, в которой погиб его отец, и Западом, с представителями которого новгородский князь был хорошо знаком еще со времен Ледового побоища. Нужно отдать должное Александру Ярославичу: он великолепно разобрался в этнополитической обстановке и сумел встать выше своих личных эмоций ради спасения Родины». Иными словами, сделал выбор в пользу союза с Ордой.
Согласно концепции евразийства, Запад представляет для России не только военную угрозу. С Запада идет все самое худшее — разврат, нигилизм, революции и т.д. Тезис о «загнивании Запада» выдвинут еще в XIX веке. Другими словами, Запад угрожает нравственной, духовной жизни русских. Православие выступает в роли щита, который должен оградить Россию от дурного, разлагающего влияния Запада. Россия сильна своей православной верой, своими традициями. Ее спасут «Вера, Надежда, Любовь», т.е. традиционные ценности. Прошлое идеализируется, служит источником положительных, святых образов. Беда пришла на русскую землю в 1917 году. Но ошибку истории можно исправить, вернуть Россию на ее истинный путь.
Этот миф используется в различных вариантах коммунистами, многое заимствуют из него и те, кто относит себя к «партии власти». Но сам по себе миф о народе-богоносце не обладает достаточным энергетическим потенциалом, чтобы «жечь сердца» миллионов.
Есть и противоположная точка зрения. Русские — народ языческий. Православие — рабская идеология, навязанная славянам византийцами. Славяне были здоровой, свободной, сильной нацией до принятия христианства. Они жили в гармонии с природой и самими собой. Вернуться в это первородное состояние — вот путь к возрождению нации. Нужно преодолеть как оковы коммунизма, так и оковы православия. Политически такого рода идеология может использоваться праворадикальными организациями. Эта мифология близка расистскому мифу об «арийской расе». Их объединяет культ животной, природной силы и отрицание христианской морали.
Мифы о народе являются важнейшим элементом мифологии той или иной политической партии или группировки. Мифология позволяет легитимизировать цели и методы политической силы, которой она используется. За политическими мифами, в особенности за мифами о народе, нужно всегда искать реальные интересы того политического класса, который их выдвигает. Важно понять, почему ему выгодна та или иная версия мифа о русском народе и в каких целях он собирается этот миф использовать. В цитируемой выше статье Клямкина и Кутковец связь между целями элиты и мифами показана достаточно хорошо, хотя и с элементами «теории заговора».
Политическая мифология http://media.utmn.ru/
Хлопцi! Все так i є як тут написано! Iнтернет брехать не стане!вано писал(а):В центре мифа о России — миф о русском народе.
Это стержневой миф, на который нанизываются все остальные в рамках мифа о стране. Есть две противоположные трактовки народа — как субъекта и как объекта истории. В первом случае народ рассматривается как деятельное начало, как творец истории. Во втором случае народ оказывается жертвой истории.
Пересекаясь с мифом о прошлом, эти два мифа рождают разные мифологии народа. Например, если мы согласны с тем, что 37-й год был чудовищным преступлением в истории, то в зависимости от того, является народ объектом или субъектом истории, мы получим две разные мифологии народа. Если народ субъект истории, то это значит, что он несет ответственность за 37-й год. Народ повинен в преступлении. Народ преступен и т.д. Если же мы исходим из того, что народ объект истории, то выходит, что он жертва 37-го года, что во всем виновата горстка палачей во главе со Сталиным, и т.д. То есть народ совершенно не несет ответственность за репрессии, а, наоборот, заслуживает сочувствия и сострадания.
Представление о характере народа является ключевым в мифе о нем. Русскому народу даются прямо противоположные характеристики за счет абсолютизации какой-либо черты национального характера. Русский народ в одних мифах сказочно терпелив, в других, наоборот, нетерпелив. В одних мифах это народ-государственник, в других — народ-анархист (русская вольница). Народ-богоносец соседствует на одной территории со славянами-язычниками и т.д.
Для политического мифа о народе важнейшим элементом является отношение народа и власти, восприятие народом феномена власти. И здесь мы сталкиваемся с самыми противоречивыми характеристиками: от утверждений о покорности и служении государству до мифа о постоянном сопротивлении народа государству.
Национальная идентичность также может иметь различные основания: от этнических (славянские народы) до религиозных (православный народ-богоносец). В Советском Союзе идентичность русских обеспечивалась идеологией. После распада СССР Россия оказалась единственной из бывших союзных республик, которая не выдвинула собственного национального мифа. Вместо коммунистической идеологии Ельцин попытался сформулировать новый демократический миф. Он же ввел в употребление политически корректный термин «россияне». Фактически «россияне» — это другое название «единой общности — советского народа». В принципе Ельцин поступил довольно разумно, поскольку ему нужно было как-то остановить «парад суверенитетов» внутри самой России и не допустить бунта национальных республик. Однако результатом такой политики стал кризис национального самосознания русских. Из-за отсутствия национального мифа Россия до сих пор воспринимается как усеченный вариант СССР. Отсюда и популярность идеи восстановления СССР.
Если бы демократический миф утвердился на российской почве, то вполне возможно, что кризиса самоидентификации удалось бы избежать. По крайней мере он был бы отложен по времени. Но дискредитация демократического мифа, его крах приблизили наступление этого кризиса. Путин пришел к власти на волне разочарования в демократии и ожидания какого-то нового мифа, который объединил бы нацию. Пока таким мифом является сам президент. Однако это не является решением проблемы. Нации нужен новый миф, в рамках которого она ощутила бы свою целостность, свое предназначение в истории. В России еще нет господствующей мифологии русского народа. Во многом выбор очередного официозного мифа о народе будет зависеть от того, куда качнется режим Путина. Пока сохраняется неопределенность политического габитуса режима, не будет и «главного» мифа о русском народе.
Россия оказалась у опасной черты. Воображение русского человека могут захватить мифы самого разного толка. А воспользоваться ситуацией могут силы далекие от того, что мы до сих пор называли «демократией». Рассмотрим наиболее распространенные мифы о русском народе, которые могут сыграть определенную роль в политической жизни страны.
Консерваторы придерживаются двух диаметрально противоположных концепций о русском народе. Например, А.Горянин «развенчивает» миф «о много-терпеливости» россиян, доказывая, что им, наоборот, свойственно нетерпение. «Россия — едва ли не мировой чемпион по части народных восстаний, крестьянских войн и городских бунтов»1. По мнению Горянина, русские — «народ, мало способный, сжав зубы, подолгу смиряться с чем-то постылым, если впереди не маячит, не манит какое-нибудь диво. Когда же наш предок видел, что плетью обуха не перешибешь, а впереди ничто не маячило и не манило, он уезжал, убегал искать счастья в другом месте. Именно эта черта русского характера сделала возможным заселение исполинских пространств Евразии»2.
Когда бежать стало некуда, русские стали искать другие формы сопротивления государству. Большевики пытались сломить это сопротивление: «С помощью самого чудовищного в истории «профилактического» террора коммунисты тайно ломали потенциал народного сопротивления. Сила карательного действия вполне адекватно отразила силу и потенциал противодействия»3.
Горянин невольно легитимизирует репрессии. Ведь либеральный миф гласит, что коммунисты губли людей зря, поскольку никакого сопротивления не было. Горянин же настаивает на обратном. Сопротивление было, причем очень мощное. Поэтому потребовалось много крови, чтобы его сломить. Но и большая кровь не помогла. «Загнанное внутрь, сопротивление вылилось в формы неосознанного саботажа, превратив все затеи большевистских вождей в пародию и карикатуру на первоначальный замысел. Оно отразило процесс постепенного тканевого отторжения Россией большевизма из-за их биологической несоместимости»4.
Кстати, «генетический» мотив в мифах о русском народе встречается довольно часто. На «генетику» русского народа любят ссылаться все: либералы, коммунисты, националисты, консерваторы и др. Естественно, у каждого свои данные о «генетическом коде» русского народа. По Горянину, родина большевизма является едва ли не самой антикоммунистической страной в мире. А 70 лет советской истории предлагается выбросить на помойку.
Режиссер Андрей Кончаловский, причисляющий себя к консерваторам, придерживается противоположной точки зрения. «В России по любому поводу апеллируют к президенту, он единственный отец-спаситель и защитник. Опять-таки корни надо искать в культуре народа. У русских людей абсолютистское сознание... Жаль, политкорректность мешает Путину открыто сказать, что в России не может быть демократии, как и еще в 90 процентах стран»5.
Кстати, сам президент придерживается схожих взглядов: «Вообще Россия с самого начала создавалась как суперцентрализованное государство. Это заложено в ее генетическом коде, в традициях, в менталитете людей»6. Правда, непонятно, что считать «самым началом». Явно не раздробленную Киевскую Русь. Видимо, началом «суперцентрализованного государства» следует признать правление Ивана Грозного.
По мнению Кончаловского, природа русского народа неизменна: «Полагаете, если в каждом городе посадить по Лужкову, который сутками станет класть асфальт на улицах, ситуация изменится? Или, к примеру, сетования на грязь в общественных туалетах. Дескать, как было триста лет назад на Руси, так и осталось. И, уверяю вас, останется, поскольку грязь в туалетах — не отсутствие культуры, а часть ее... Да, можно попытаться при помощи брутальной силы изменить культуру. Но это удавалось немногим. Оттого мне интересны Андропов, Ярузельский, Пиночет, понимавшие, что именно культура определяет политику, а не наоборот»7.
Итак, если исходить из того, что у русских «абсолютистское сознание» и поделать с этим ничего нельзя, то какой напрашивается политический вывод? Режиссер отвечает: «Для меня совершенно ясно, что рынок у нас должен быть контролируемым. Вспомните слова Столыпина, что либеральные реформы в России можно проводить только при ужесточении режима. Нельзя иначе с людьми, считающими воровство нормой, а любую поблажку — слабостью. Нужна дубина. Кто-то должен управлять процессом, говорить, когда бежать, а когда — стоять. Людям нужно, чтобы они могли спокойно ходить вечерами по улицам, чтобы в подъездах мочой не воняло, чтобы было безопасно. Но безопасность невозможна без органов... Органы принуждения — тормоза, без которых быстро не поедет даже самый совершенный автомобиль. Скорость нуждается в контроле. А кому сегодня этим заниматься, если все чекисты разбежались по коммерческим структурам?.. Положение нужно менять, если хотим спасти государство.
Необходимо реанимировать налоговую инспекцию, милицию, ФСБ, то есть службы надзора»8. Кончаловский призывает «к дубине». И это не просто досужие размышления отдельно взятого человека, пусть и выдающегося. Это политическое требование определенной части российской элиты. Тех, кто сумел заработать не на «фабрики и пароходы», а на обеспеченную жизнь. Тех, кто имеет довольно высокий статус в обществе, но не чувствует себя защищенным от народной стихии. У этих людей угоняют дорогие машины, грабят их шикарные особняки. Их убивают в своей постели, убивают их родственников и близких. Эти люди требуют от государства гарантий личной безопасности. Это требование политическое, поскольку выдвигает его довольно авторитетная и многочисленная (в отличие от олигархов) часть элиты. Идейными союзниками зовущих «к дубине» классов являются те властные группировки, которые проводят курс на усиление полицейских функций государства.
Либералы также придерживаются полярных точек зрения на русский народ. Среди «реформаторов» до сих пор продолжает бытовать точка зрения, что «народ не тот», не подходящий для реформ. Поэтому, чтобы проводить «настоящие реформы», нужно обманывать народ. Иначе он будет «против». Такого рода философия в конечном итоге привела к краху либералов ельцинского призыва.
Есть и другой подход, который сегодня популярен среди тех, кто считает себя правыми (и либералов, и консерваторов). Суть подхода заключена в том, что народ очень даже прогрессивный, а вот элита никуда не годится. Например, И.Клямкин и Т.Кутковец в статье «Нормальные люди в ненормальной стране»9 для доказательства этого тезиса «развенчивают» мифы о русском народе. Поскольку миф взламывается только мифом, авторы в качестве объекта критики избрали т.н. «русскую систему»: «Ее основные характеристики — самодержавная власть, патернализм, закрытость страны от внешнего мира, доминирование интересов государства над интересами личности, великодержавные внешнеполитические амбиции. Предполагается, что именно такая государственность соответствует особенностям россиян как народа (их врожденной приверженности коллективизму и православным ценностям, предрасположенности к патерналистской опеке и т.д.)»10.
Мифическая «русская система» — пропагандистский термин, изобретенный на Западе. Он бессодержателен, и в этом его привлекательность. Под «русскую систему» можно подверстать любой политический режим. Важно другое. «Русская система» — это плохая система. Нечто вроде «империи зла». Поэтому режим, который получит этот ярлык, — плохой режим.
Авторы статьи приводят данные социологического исследования «Самоидентификация россиян в начале XXI века», согласно которым убежденных сторонников «русской системы» в стране насчитывается всего 7%, а сочувствующих 22%. Между тем сторонники модернистской альтернативы составляют 33% при 37% сочувствующих. Из этого следует вывод: «Вектор развития российского общества вопреки распространенному мнению явно направлен в сторону, противоположную традиционализму. Общество это в большинстве своем отторгает отношение к себе, как к пассивному объекту государственного управления и государственной опеки. «Русскую систему» оно переросло еще при коммунистическом режиме, что и стало главной причиной падения последнего. Дальнейшая модернизация блокируется не менталитетом населения, а российской элитой, неготовой и неспособной управлять свободными людьми. Стремясь компенсировать эту свою неспособность, она реанимирует два старых мифа о русском народе»11.
«Разоблачители» создали мифологическую пару «недееспособная элита — прогрессивный народ». Понятно, что эти два субъекта обречены на борьбу, которая является главным нервом мифа: модернистски настроенный народ борется с элитой, которая навязывает ему ужасную «русскую систему».
Что же это за мифы, которые элита использует против своего народа? «Миф первый — о православном народе-богоносце, обладающем уникальными духовными качествами, которые позволяют ему претендовать на мессианскую роль в мировой истории. Но эту роль, согласно данному мифу, он может исполнить только благодаря безоговорочной преданности и беспрекословному подчинению православному самодержавному государству, в пользу которого готов добровольно отказаться от своих политических и других прав»12. Вообще этот миф культивирует Геннадий Зюганов, поскольку он составляет стержень его идеологии. Но в официальной пропаганде православие не играет существенной роли. В Кремле предпочитают обходить религиозные и национальные темы, а не педалировать их. Однако среди определенных кругов элиты такие воззрения действительно имеют место.
«Миф второй — о народе-«овоще», состоящем из инертных, пассивных и ленивых людей, неспособных на самостоятельную и ответственную инициативу, и нуждающемся в поливке и окучивании посредством технологий пропагандистского обмана и политических механизмов «управляемой демократии». Предполагается, что только при такой опеке со стороны власти можно ввести его в рыночную экономику, к которой он исторически не готов и которую отторгает»13. Это вариация либерального мифа о «неправильном народе», о котором говорилось выше. Исповедовавшая этот миф команда Гайдара рассматривала народ не как субъект реформ, а как объект. Результаты не замедлили себя ждать. Миф о народе-«овоще» или «ботве» широко распространен среди т. н. политтехнологов. Собственно, без этого мифа невозможен был бы расцвет ПР-технологий в России, который поражает даже видавших виды западных специалистов.
Оба мифа авторы статьи опровергают данными социологического исследования. Так, с православными установками себя идентифицируют всего 4,5% опрошенных, с атеистическими — 15%, а с протестантскими — 66%! Настоящая сенсация для страны, в которой мало кто знает, что такое протестантизм. «В стихийном массовом «протестантизме» россиян проявляются их самоидентификация с ценностями земного существования, причем здесь и теперь, а не в «светлом будущем», их потребность в индивидуальной свободе при готовности считаться с ее моральными и юридическими ограничениями, необходимыми для поддержания общественного порядка»14.
Авторы статьи заключают, что «на протяжении XX столетия в России формировался и сформировался качественно иной, чем прежде, народ. Это — не результат воспитания и пропаганды. Это — результат смены ценностей. Но в России нет соответствующей новому качеству народа элиты»15.
Итак, в отличие от консерваторов типа Кончаловского, считающих, что народ не меняется, либералы выдвигают тезис о том, что народ стал другим за годы реформ. Этот «качественно иной» народ уже не несет на себе груз прошлого и, стало быть, не отвечает за него. Это новая общность, возникшая в результате революционной смены ценностей. Если верить данным социологического исследования, на которые ссылаются авторы статьи, то русские в большинстве своем стали «стихийными протестантами», индивидуалистами и модернистами.
Таким образом, новый либеральный миф о народе строится на полном отрицании всего предшествующего социального опыта. Прошлого как бы и нет, поскольку народ только что возник. Прошлое и настоящее слиты. Идет поиск путей прорыва к будущему. Главное препятствие — правящая элита. От этого утверждения один шаг до призыва к бунту. Если консерваторы призывают «к дубине», т.е. созданию полицейского государства, то либералы подталкивают общество «к топору», т.е. бунту против государства, неповиновению государству. Революционный (т.е. антигосударственный) характер либеральной мифологии в полной мере проявился в период конфликта вокруг НТВ. Ведь «Медиа-мост» боролся за независимость от государства, за свою автономность и открыто это декларировал. Но реализовать свою программу холдинг мог, только воюя с государством. Результат известен.
Московский мэр Юрий Лужков, которого нельзя причислить ни к либералам, ни к консерваторам, попытался примирить эти два похода. В своей брошюре «Российские законы Паркинсона» он пишет: «Проблема заключается не в том, что Россия страна плохого народа, а в том, что она сегодня страна плохого управления. Вот в чем загвоздка»16. Загвоздка действительно серьезная. Страна, правда, сумела приспособиться к плохому управлению — строгость российских законов компенсируется необязательностью их выполнения. Другая вариация этого «закона»: «Вы делаете вид, что платите, мы делаем вид, что работаем».
Лужков так описывает суть взаимоотношений власти и народа: «Мы наблюдаем две взаимосвязанные тенденции, две склонности российского человека: потребность в вожде, царе, сильной верховной власти и потребность обязательно эту власть обмануть. Это вещи взаимодополняющие.
Идеальное состояние подобной системы — чтобы был царь, который плохо соображает, которого надо хвалить, опутывать, подсовывать разные кризисы и вообще всеми способами выводить из строя. Чтобы он за все отвечал и не мог сообразить, что делает. А под крышей у этого царя-вождя-кумира заниматься своими делами, не по закону, а по понятиям, то есть законам неписаным, которые воплощают единый принцип российского общежития: «Живи и жить давай другим»17.
Другими словами, московский мэр разделяет мнение, что у русских «абсолютистское сознание», но при этом поправляется, что народ всегда сопротивлялся власти, саботируя ее решения. Источник всех бед России, по Лужкову, — плохое управление, т.е. неэффективная элита. Возможно, как практик мэр Москвы и близок к истине. Но как мифотворец он явно не состоятелен. Его склонность к эклектике очень ярко проявилась в лозунге, который он выдвинул во время думской кампании 1999 года: «Работать по-капиталистически, распределять по-социалистически». Попытки совместить несовместимое, смешать разные символы заведомо обречены на провал.
Российские левые культивируют консервативные мифы о русском народе. В этом смысле они правые (по западной классификации). Коммунизм является лишь упаковкой традиционализма, устоявшимся брэндом, который умело использовал Геннадий Зюганов. По Зюганову: «Россия — выразитель культурно-исторической и нравственной традиции, фундаментальными ценностями которой являются соборность, коллективизм, державность (государственная самодостаточность) и стремление к воплощению высших идеалов добра и справедливости»18. Эти «генетически» заданные качества русского народа служат оправданием советскому периоду истории, который предстает в розовом свете как строй, «органически» присущий русской нации. Эти же качества создают базу для критики «антинародного режима», Т.е. нетерпимого настоящего. Соответственно, будущее рисуется как возвращение в «светлое прошлое».
Надо отдать должное Зюганову — он создал классическую мифологическую схему, которая позволяет ему удерживать значительный электорат, ничего не меняя в реальности. Зюганов использовал конструкцию мифа о «золотом веке», но с некоторыми поправками на политическую ситуацию после октября 1993 года. Он исключил из него революционный компонент. «Поскольку миф о «золотом веке» лишен палингенетического (революционного) аспекта, то, стихийно тяготея к циклическому восприятию времени, «традиционалисты» оказываются в ситуации постоянного воспроизведения неприемлемого настоящего. Неизбежность невозможного в какой-то степени компенсируется для них более высокой, чем в других мировоззренческих группах, приверженностью мифу о Правде. Но фактически они оказались в онтологической ловушке: хотя настоящее невыносимо, нет сил прорваться к «золотому веку»... В этом смысле излюбленный тезис лидера КПРФ Г.Зюганова об «исчерпанности лимита на революции в России» блестяще иллюстрирует свойственные нынешним коммунистам онтологическое смирение и покорность перед историей»19.
Пресловутая «расколотость» сознания россиян рождает два противоположных мифа об их религиозном облике. Один миф утверждает, что русские — народ православный, народ-богоносец, Москва — это Третий Рим, т. е, преемница Византии, и т.д. Главная угроза исходит с Запада, а не с Востока. Так, идеолог евразийства Л.Гумилев превозносит выбор, сделанный Александром Невским: «Александру предстоял тяжелый выбор союзника. Ведь выбирать приходилось между Ордой, в которой погиб его отец, и Западом, с представителями которого новгородский князь был хорошо знаком еще со времен Ледового побоища. Нужно отдать должное Александру Ярославичу: он великолепно разобрался в этнополитической обстановке и сумел встать выше своих личных эмоций ради спасения Родины». Иными словами, сделал выбор в пользу союза с Ордой.
Согласно концепции евразийства, Запад представляет для России не только военную угрозу. С Запада идет все самое худшее — разврат, нигилизм, революции и т.д. Тезис о «загнивании Запада» выдвинут еще в XIX веке. Другими словами, Запад угрожает нравственной, духовной жизни русских. Православие выступает в роли щита, который должен оградить Россию от дурного, разлагающего влияния Запада. Россия сильна своей православной верой, своими традициями. Ее спасут «Вера, Надежда, Любовь», т.е. традиционные ценности. Прошлое идеализируется, служит источником положительных, святых образов. Беда пришла на русскую землю в 1917 году. Но ошибку истории можно исправить, вернуть Россию на ее истинный путь.
Этот миф используется в различных вариантах коммунистами, многое заимствуют из него и те, кто относит себя к «партии власти». Но сам по себе миф о народе-богоносце не обладает достаточным энергетическим потенциалом, чтобы «жечь сердца» миллионов.
Есть и противоположная точка зрения. Русские — народ языческий. Православие — рабская идеология, навязанная славянам византийцами. Славяне были здоровой, свободной, сильной нацией до принятия христианства. Они жили в гармонии с природой и самими собой. Вернуться в это первородное состояние — вот путь к возрождению нации. Нужно преодолеть как оковы коммунизма, так и оковы православия. Политически такого рода идеология может использоваться праворадикальными организациями. Эта мифология близка расистскому мифу об «арийской расе». Их объединяет культ животной, природной силы и отрицание христианской морали.
Мифы о народе являются важнейшим элементом мифологии той или иной политической партии или группировки. Мифология позволяет легитимизировать цели и методы политической силы, которой она используется. За политическими мифами, в особенности за мифами о народе, нужно всегда искать реальные интересы того политического класса, который их выдвигает. Важно понять, почему ему выгодна та или иная версия мифа о русском народе и в каких целях он собирается этот миф использовать. В цитируемой выше статье Клямкина и Кутковец связь между целями элиты и мифами показана достаточно хорошо, хотя и с элементами «теории заговора».
Политическая мифология http://media.utmn.ru/
Quilibet fortunae suae faber.